Двери стальные Москва

В других кипрских картинах Головин был по необходимости более сдержан и суров. Разумеется, настолько, насколько это было доступно его индивидуальности. Так, скажем, даже в декорации «Подвал», где оказывался Отелло и где он просидел в своих мучительных раздумьях всю ночь, не замечая даже бегающих по его ногам крыс (как это виделось Станиславскому, судя по его режиссерскому экземпляру), Головин дал вполне эстетичное изображение этого самого драматичного в спектакле места действия. Иначе сделать он просто был не в состоянии. Более того, все без исключения картины, как лаконичные «Мост» и «У дома» в первом ночном венецианском акте, так и суровые на Кипре: «Кордегардия» (караульное помещение в башне, где плел заговор Яго), верхняя площадка этой же башни с зубчатыми стенами и ее подвал - все они должны были представать в типично головинском декоративистски-орнаментальном обрамлении, являвшемся всегда, во всех главных спектаклях художника, едва ли не самым основным элементом его театрального языка. Не случайно мысль о портале в стиле XVII века, о барельефе под дерево, о венецианских зеркалах и о темно-золотом колорите, была самой первой, которая возникла у художника в начале работы над «Отелло». Забота о том, как театр исполнит его эскизы портала, пронизывала и последние, уже предпремьерные, февраля 1930 года, письма Головина И. Гремиславскому: «Понравится ли Вам портал? У меня была мысль обобщить зеленоватым, венецианским шелком все. И хорошо бы было, чтобы зеленоватый шелк, не теряя своего цвета, отдавал немного в оранжевое. Можно, я думаю, сделать все падуги такие». Беспокоитесь о безопасности? Установите двери стальные москва.

Таким образом, в мхатовском «Отелло» была предложена единственная в своем роде декорационная интерпретация Шекспира. Не обретя полноценной сценической судьбы (спектакль, выпускавшийся в отсутствие Станиславского, не получился и быстро сошел с репертуара), она осталась в истории театра как чрезвычайно интересный опыт соприкосновения декорационного искусства серебряного века стиля модерн в лице одного из высших его представителей, с шекспировской поэтикой. Опыт этот был оценен как по меньшей мере спорный едва ли не всеми театроведами и искусствоведами, писавшими о работе Головина.