Детская кровать Дельфин

В серии эскизов к неосуществленному балету «Мистерия» (1944) Дали разрабатывал процесс сотворения прямо на сцене, в ходе дуэтного танца Ангела и Дьявола, странных фантастических существ гибридного происхождения сотворения в результате той или иной одномоментной мизансценической позиции, тут же сменявшейся другой, затем третьей, четвертой и так далее. При этом каждый из персонажей по-отдельности имел достаточно традиционный костюмный облик. У Ангела были крылья за спиной и подобие доспехов, окольцовывавших, однако, для достижения задуманного визуального эффекта в результате последующих танцевальных поз только одну руку, грудь и одну противоположную ногу. У Дьявола рогатая череповидная маска и «вилы», зажатые в руках-лапах. Когда же художник соединял этих персонажей вместе, тогда и возникало некое третье существо, двухголовое, осененное крыльями и сочетающее человечьи ноги с длинным, вьющимся змеевидным корпусом, коим становились доспехи, складывавшиеся в единую линию, состоявшую из поднятой в высоком арабеске ноги, проходившей через доспехи на груди, и завершавшуюся линией вытянутой руки. Соединяя две фигуры в другой мизансцене, Дали создавал образ Ада: здесь дуга поднятой в арабеске ноги уже без доспехов и вытянутая над ней рука очерчивали овал огромной пасти, а головы исполнителей, закрытые масками, изображали два гигантских зрачка. Следующая поза еще один образ. И так далее. Оформляете детскую? Вас заинтересует детская кровать дельфин.

Сочиняемые Дали персонажи выходили на сценическую площадку как бы из мира его станковой живописи, которая присутствовала во всех спектаклях и как самостоятельная изобразительная структура в качестве композиций, написанных на плоскости задника или занавеса. Они являли собой обобщенный образ спектакля в целом, были живописным выражением его темы. В «Лабиринте» это тема Минотавра, как сверхъестественной, надчеловеческой силы, воплощенной в могучем каменном изваянии гиганта, изображенном на заднике. Он возвышался, склонив тяжелую голову с рассеченным трещинами голым черепом, среди кипарисов и скал на морском берегу, куда приплывает Тезей, чтобы проникнуть в высеченный в груди гиганта трапециевидный вход, ведущий в черную глубину. Зримо доминируя на протяжении всего сценического действия, этот экспрессивный образ задавал ему мощный эмоциональный масштаб.