Вечерние платья

В дальнейшем тема любви ко всем людям развивается Достоевским. Версилов провидит как бы своеобразную конверсию Эроса. Человечество жило любовью к Богу, однако утратило ее и «...люди остались одни ...великая прежняя идея оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший их, отходил как то величавое зовущее солнце в картине Клода Лоррена... И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство». Оно побуждает перенаправлять, переадресовывать силу Эроса: «осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее; они схватились бы за руки, понимая, что теперь лишь они одни составляют все друг для друга... Они просыпались бы и спешили бы целовать друг друга, торопясь любить, сознавая, что дни коротки, что это - все, что у них остается. Они работали бы друг на друга, и каждый отдавал бы всем все свое и тем одним был бы счастлив». Если вам нужно вечернее платье, тогда посмотрите на вечерние платья и выберете то, которое вам болеше всего подходит.

Возникший в «Подростке» мотив «великого сиротства» звучит и у Платонова. Персонажей своих романов и рассказов он часто называет «сиротами». Копенкин из «Чевенгура» - это «круглая Пожилая сирота», а чевенгурские «прочие» - не только исстрадавшийся пролетариат, но и «сироты земного шара». Центральной Же темой «Чевенгура» становится попытка заменить великую христианскую идею другой, социальной идеей, которая мыслится осуществимой через любовь - не всечеловеческую, но всепроле-тарскую, а также - крушение этой попытки.

Причины ее провала сосредоточенно исследуются писателем. Своих героев он соотносит не столько с историческими или социально-экономическими обстоятельствами бытия, сколько с мирозданием. К примеру, персонаж, от лица которого ведется повествование в «Родине электричества», говорит: я «...поглядел в звездное скопление на небе, на это будущее поприще деятельности человечества - в бессмертную сосущую пустоту, наполненную тонким тревожным веществом, бьющимся в ритме своей неизвестной судьбы...». Мироздание и для рассказчика, и для самого Платонова - не вместилище статичных тел; оно вместилище ритмов, а значит, сил, энергий, которые бушуют в космосе и на открытых пространствах земли. Мир, пронизанный этими силами, яростен, а потому прекрасен.